Лордор колебался. Перед женщинами он робел, и мысль о женитьбе на абсолютной незнакомке его слегка пугала. Последней каплей стал довод миссис Нотт:

– Ты ведь не молодеешь, Лордор. Решайся!

Что ж, подумал он, попытка не пытка. И вот через неделю в чикагской шведско-американской газете появилось маленькое объявление:

Шведка

Катрина Олсен, всего пять лет назад покинувшая Швецию, служила домработницей в большом чикагском семействе. Утром помогая прибираться в кухне, она заметила газетное обращение Лордора. Катрина аккуратно оторвала объявление и спрятала в карман фартука. Вечером она показала заметку Анне Ли, подруге и напарнице, с которой делила мансарду.

– Как думаешь, ответить?

– Ох, Катрина… – Анна Ли встревоженно разглядывала объявление. – Миссури… Мы даже не знаем, где это. Может, там дикие индейцы, а то и медведи. Может, этот Лордор Нордстрём злодей и урод.

– Понятное дело… – Катрина вздохнула. – Но я не хочу всю жизнь быть служанкой.

– Я тоже не хочу, да только между служанкой и женой старика фермера разница, по-моему, невелика. Вкалываешь до седьмого пота, и притом задарма. Нет уж, лучше поискать удачу среди городских парней.

Хорошенькая Катрина раз-другой встречалась с чикагскими приятелями Анны Ли, но парни эти были, на ее вкус, слишком уж лощены и говорливы. А вот мысль о тяжелой работе на собственной земле особо не пугала. Однако подружкины слова о медведях и диких индейцах и впрямь встревожили. На уроках английского они прочли все популярные американские книжки, вроде «Охотницы Бесс» и «Горной Кейт», которые повествовали об уйме смертельных опасностей, подстерегающих женщин в диких краях.

Но чем больше Катрина думала о заметке, тем сильнее она притягивала. Девушка понимала, что поездка в Миссури – весьма рискованная затея. Можно стать добычей пумы или кого похуже. Однако в объявлении сказано, что у мужчины этого есть дом. Покидая родину, Катрина дала кое-какие обещания и очень хотела их выполнить. Пожалуй, стоило рискнуть, но ведь она так долго раздумывала, что мистер Нордстрём наверняка уже кого-нибудь себе подыскал. Ладно, решила Катрина, отписать нетрудно, а там посмотрим.

Уважаемый сэр,

По вашему объявлению пишет вам шведка, двадцати четырех лет, лютеранской веры, умеющая стряпать, шить и садовничать. Прилагаю свою фотографию. Если вы серьезны в намерениях и еще свободны, пришлите, пожалуйста, ваше фото.

Прошло уже много времени, однако на объявление Лордора Нордстрёма никто не откликался. Его заметили многие чикагские шведки, но большинство из них думали, как Анна Ли: не для того они расстались со шведской фермой, чтобы запрячься в американскую. Лордор уже почти распрощался с надеждой, когда пришел ответ от мисс Олсен.

Вердикт

Получив фотографию мисс Олсен, Лордор в тот же день, как условились, показал ее поселковым женщинам. По такому случаю все они собрались в кухне миссис Нотт. Лордор отдал фото и получил приказ ожидать на улице, дабы не мешать свободному обмену мнениями.

Он прошел к амбару, где уже топтался мистер Нотт, тоже выдворенный из кухни, и закурил. Едва он успел досмолить цигарку, как кухонная дверь распахнулась.

– Лордор, заходи! – крикнула миссис Нотт. – А ты, Генри, стой где стоишь. Скоро буду тебя кормить.

Мистер Нотт кивнул. Он рассчитывал, что нынче отведает колбасок с жареной картошкой. Пусть жена его не вышла наружностью, она берет тушеной кислой капустой, шницелем по-венски, огневым мясом в горшочке, лапшой в подливке и яблочными оладьями.

Лордор медленно взошел на крыльцо, готовясь выслушать вердикт. Сдернул шляпу и шагнул в дом. Ему велели сесть, пять женщин его разглядывали. От напряжения Лордор уже слегка взмок, но тут заговорила Бёрди Свенсен, самая деликатная из этой пятерки.

– Вот что, Лордор, – сказала она. – Смазливая девица сумеет одурачить мужчину, однако женщину ей не провести. Да, девушка эта миленькая, но тебе требуется жена доброго нрава.

Лордор прокашлялся:

– Пожалуй, что так.

– Ты уж поверь. И вот, после тщательного изучения, мы единодушно решили: девушка хорошего нрава. (Все женщины закивали.) И мы считаем, ты должен сейчас же ей написать, пока кто-нибудь ее не захапал.

– И потом, она лютеранка, – вклинилась миссис Линдквист. – Чего тебе еще?

Лордор ужасно обрадовался такому решению. Женское мнение было очень важно, но в данном случае он не особо нуждался в подсказке. Девушка на фотографии его просто оглушила. Бесспорная шведка: светлые волосы заплетены в косы и уложены вокруг головы, высокий воротничок белой блузки сколот брошкой. Очень красивая девушка. Однако нечто иное сразу приковало его внимание. Выражение глаз, по которому эмигранты тотчас распознавали друг друга. Казалось, взгляд ее, полный надежды и решимости, устремлен не в объектив, а в будущее. Лордор так долго разглядывал девушку, что лицо ее возникло перед глазами, когда он смежил веки, отходя ко сну. Наверное, это что-нибудь да значило, однако он не позволил фантазии разгуляться. Перво-наперво надо сфотографироваться, чтобы девушка получила возможность хорошенько его рассмотреть.

О господи. Одна мысль, что его будут разглядывать, приводила в содрогание. Теперь он понял, что чувствовал давеча купленный бедняга конь, у которого Лордор, прежде чем выложить деньги, осмотрел все места и пересчитал зубы. Завтра он даст ему лишку сена. Как извинение.

Катрина Олсен

Ребенок появился на свет сильно до срока. Ингрид Олсен разродилась на берегу озера, рядом с картофельным полем, на котором работала. Хорошо знакомая с весом картошки, она прикинула, что новорожденная девочка тянет не больше чем на пять фунтов. Подруга помогла ей завернуть младенца в кусок рогожи.

Ингрид, потерявшая уже двух деток, решила, что если каким-то чудом ребеночек выживет, она назовет его Катриной. Однако надежды было мало: наступала зима, а еды кот наплакал и нечем протопить дом.

Она взглянула на сморщенное личико пятифунтовой голубоглазой жизни и заплакала об ее будущем.

В 1865-м Швеция четко разделялась на классы без всяких промежуточных позиций. Если ты не имел собственной земли, ты батрачил на землевладельца и мог забыть об ином будущем для себя и своих детей.

Но кое-что случилось. Под названием Америка. Мир получил надежду. И место, где усердный труд давал хотя бы шанс на лучшую жизнь. Но в тот момент дочке Ингрид было сорок две минуты от роду и она уже проголодалась.

Катрина выжила, однако росла слабенькой и хилой. В семь лет она переболела корью, отчего на время ослепла. За несколько лет зрение постепенно вернулось, но уже не таким острым. После смерти отца Катрина сидела дома, нянчилась с младшими, братом и сестрой, а мать батрачила на полях.

Когда Катрина подросла, она стала помогать матери в стряпне и выпечке. До замужества Ингрид служила пирожницей в зажиточных домах. Но это было до того, как она влюбилась в фермера-арендатора.

К счастью, Ингрид не растеряла кулинарных навыков. Позже, когда у нее уже не осталось сил работать на картофельных полях, она продавала свою выпечку хозяевам фермы, выполняя их праздничные заказы. Но денег всегда не хватало. Часто спать ложились голодными. Оставалась единственная надежда, что кто-нибудь из них доберется до Америки и найдет работу. Конечно, следовало поехать братишке Олафу, да он был еще слишком мал. Катрина не хотела расставаться с домом, но понимала, что выбора нет.